Вирджиния погрузилась в дрему. Она оказалась по щиколотку в снегу и, услышав какой-то грохот, обернулась. Мимо нее проезжал экипаж, запряженный черной лошадью. Она принялась озираться по сторонам и увидела, что садовая ограда, деревья и фонари стали серыми от снега. В тот же миг она оказалась в парке, разбитом на берегу озера. Стояло лето. Она шла мимо белых скамеек по узкой дорожке и катила перед собой детскую коляску. Отражавшиеся в воде деревья поражали ее пышной листвой и своими огромными размерами. Город находился в густом лесу. Она склонилась над пустой коляской и вспомнила о том, что ее ребенок остался в озере.

Летний свет померк, и Вирджиния оказалась в сумрачном коридоре, стены которого были обшиты деревом, а пол выложен каменной плиткой. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она увидела стоявшего возле перил больного ребенка, одетого в старомодный халатик. Девочка с распущенными волосами сосала палец и покачивалась из стороны в сторону. Она могла умереть в любую минуту, но до нее никому не было дела. Вирджиния хотела подойти к ребенку, однако тело перестало ей повиноваться. Она попыталась заговорить с девочкой, но ей не удалось издать ни единого звука, и она залилась горькими слезами.

– Давай-давай, просыпайся! – громко сказала госпожа Геймли, пытаясь растрясти дочь. – Не время спать. – Увидев, что Вирджиния открыла глаза, она спросила: – Как там наша малышка, не лучше?

Посмотрев на опутанную трубками и проводами Эбби, Вирджиния молча покачала головой.

– Когда придет доктор, – сказала госпожа Геймли, – мы выйдем на улицу и хотя бы немного подышим свежим воздухом. Ты не выходила вот уже неделю.

– Где ты была? – спросила Вирджиния, удивленно глядя на госпожу Геймли, щеки которой были красными, как румяные бока кохирайских яблок.

– Ходила на лекцию, моя дорогая. Ты только на меня не злись. Эту лекцию читал господин Бинки, который тебя так раздражает. В общем и целом он мне понравился, хотя лексикон его конечно же оставляет желать лучшего. Он поведал нам трогательную историю своего прапрадедушки Счастливчика Бинки, ставшего одним из пассажиров «Титаника», который господин Бинки почему-то величал не иначе как «Гигантиком».

Госпожа Геймли, конечно, не знала, что в продолжение всей лекции господин Бинки не сводил с нее глаз и даже приказал своим подручным Алерту и Скруту во что бы то ни стало разыскать невозмутимую невысокую женщину с седыми волосами, которую он величал не иначе как «белой розой Серафиной».

Вирджиния недоверчиво посмотрела на мать. Неужели она действительно могла отправиться в такое время на лекцию Крейга Бинки? Надо заметить, что госпожа Геймли не находила в этом ничего предосудительного, поскольку в отличие от своей дочери, докторов и прочих специалистов считала, что ее внучке могут помочь только припарки. Однако стоило ей заикнуться о припарках, как окружающие тут же поднимали ее на смех. Она же никак не могла взять в толк, зачем они мучают несчастного ребенка своими совершенно никчемными лекарствами. Она все еще надеялась переубедить их, поскольку в ее ковровом саквояже лежали всевозможные старинные безделушки, среди которых было и такое мощное средство убеждения, как дробовик. Находись госпожа Геймли в родном Кохирайсе, она бы давным-давно пустила его в ход.

После того как доктор осмотрел девочку и оставил возле нее дежурную сестру, госпожа Геймли и Вирджиния вышли на улицу.

– Куда ты хочешь пойти? – спросила Вирджиния.

– Мне все равно, – ответила ей мать. – До чего ты себя довела! Ты ведь просто дрожишь от холода! Тебе нужно пройтись и хоть немного набраться сил.

Они гуляли в течение нескольких часов, кружа по безлюдным темным улицам меж окоченевшими угрюмыми зданиями, присыпанными снежной пудрой. Вирджиния стала пересказывать госпоже Геймли свой сон.

– Девочка показалась из озера и захлопала в ладоши? – неожиданно перебила ее госпожа Геймли.

– Ничего подобного. Там была только вода. Я увидела ее потом, когда она уже стояла в темном подъезде.

– Ты думаешь, что этим ребенком, в твоем сне, была Эбби?

– Ну а кто же еще? Что еще мог означать этот сон?

– Он мог означать только то, что и означал. В этом мире не следует руководствоваться снами, поскольку они скорее являются воротами, ведущими совсем в иной мир.

– И что же?

– Успокойся. Ничего страшного не произошло.

– Мама, – еле слышно пробормотала Вирджиния, – Эбби вот-вот умрет, а вы с Хардести, словно какие-то мистики, только и делаете, что бродите по улицам… Я отказываюсь тебя понимать. Неужели ты думаешь, что меня расстроил этот сон?

– Вирджиния, – сказала госпожа Геймли, пытаясь обнять свою дочь.

– Нет-нет, мама, только не надо меня жалеть!

Старая женщина взяла дочь за руку, и они молча направились в сторону госпиталя. Они шли молча, прислушиваясь к шуму ветра и звону церковных колоколов.

В маленьком скверике в Челси они увидели заметенный снегом памятник воинам, погибшим на фронтах Первой мировой войны. На его пьедестале виднелась надпись: «Памяти героев Челси».

– Ты помнишь эту статую? – спросила госпожа Геймли.

– Нет, – смущенно ответила Вирджиния.

– Когда ты была совсем еще маленькой, мы приехали в город, для того чтобы встретить отца, который должен был вернуться с войны. Неужели ты этого не помнишь?

– Совершенно не помню.

– Мы еле-еле сюда добрались. Прожили же мы в городе несколько месяцев. Очень многие солдаты погибли, но их семьи были оповещены об этом телеграммами. Мы же никаких телеграмм не получали и поэтому считали, что Теодор жив. Все эти месяцы мы жили в Вест-Сайде, возле реки на окраине Челси. Иногда мы с тобой гуляли по этому парку. Ты говорила другим детишкам, что здесь живет твой папа. Он так и не вернулся. Погиб за несколько месяцев до этого…

– Откуда же тебе это стало известно?

– Узнав о возвращении их дивизии, мы поспешили в порт. Ты была очень возбуждена и не выпускала из рук букетика, который хотела подарить своему папе, даже после того, как мы узнали о его смерти. Я смогла забрать у тебя цветы только ночью, после того как ты заснула. О гибели Теодора нам сообщил Гарри Пенн.

– Гарри Пенн?!

– Он командовал полком, в котором служил твой отец. Все уроженцы Кохирайса служили в одной части. Глядя на тебя, он заплакал. Неужели не помнишь?

– Конечно же нет, – грустно покачала головой Вирджиния.

– Он никогда не напоминал тебе об этом? Вы ведь знакомы уже несколько лет, верно?

– Теперь-то я понимаю, почему он мне все прощал…

– Ты была такая счастливая, а он должен был сообщить тебе о смерти отца. Это произошло в самом начале лета. Ты тут же заболела и выздоровела только с приходом зимы. Тебе хотелось поскорее отправиться к папе. Я хотела того же, но у меня на руках был маленький ребенок…

– Но почему же Гарри Пенн никогда не говорил со мной об этом?

– Значит, на то у него были причины. Нам не дано знать всего. Никто не заставляет нас раз за разом вспоминать все то, что было с нами прежде, никто не дает нам пожизненных гарантий и не представляет нам готовых схем и точных решений, избавивших бы нас от блужданий во мраке. На деле все эти решения ничего не стоят. Люди, которые захотят понять все и вся и взять этот мир под свой контроль, станут жертвой того, что будет казаться им несущественным. Они будут выглядеть жалкими шутами…

– Они выглядят так уже сейчас.

– Ладно, Вирджиния, – вздохнула госпожа Геймли. – Все мы можем ошибаться. Помни, ты все еще жива. Возможно, тебе не удастся спасти своего ребенка, но это не значит, что ты не должна его спасать. И делать это ты обязана не только ради Эбби. Это твой долг.

Снег падал крупными хлопьями, которые с мягким шорохом кружили по небу, и мать обняла свою дочь.

Город в огне

Вначале о пожаре ничего не знали даже в полицейском управлении. Люди, находившиеся на смотровых площадках огромных, в милю вышиной, башен, видели столбы огня где-то у горизонта и по привычке не обращали на них ни малейшего внимания, считая, что пожарная ситуация в городе не вызывает опасений, поскольку находится под полным контролем.