С каменной набережной Бэттери они сошли на начинавший таять лед и направились к находившемуся в полутора милях от берега острову Мертвых, куда обычно несколько раз в день ходили паромы. После того как залив оказался скованным крепким льдом, гробы на остров стали возить на санях. Однако теперь на его некогда зеркальной поверхности появились ужасающие трещины и разломы, по которым потекли реки горящей нефти. Лед начал таять, и на его поверхности стали появляться целые озера теплой талой воды. Они перешли вброд одно из таких озер – вода в нем доходила им до пояса – и, обернувшись, увидели, что оно у них на глазах превратилось в настоящее море. Им пришлось взять далеко в сторону, чтобы обогнуть трещину, по которой в океан изливались миллионы тонн горящей нефти.

Внезапно у них над головами появились тысячи бессмысленно сновавших из стороны в сторону огромных подъемников, глядя на которые Хардести вспомнил о Джексоне Миде и о его ледяных линзах.

Выбравшись на берега острова Мертвых, они занялись поисками могильщиков, которые по большей части являлись потомками болотных жителей и унаследовали от последних свои нечесаные бороды, грязные шнуровки из сыромятной кожи и странный блеск в глазах.

Хардести удалось отыскать могильщика, устроившего себе незаметную берлогу под огромным, клонящимся долу деревом.

– Похорони ее, – приказал он, указывая на гроб.

Могильщик запротестовал, сказав, что он не привык работать по ночам.

– Если ты не сделаешь этого прямо сейчас, день для тебя уже не настанет! – пригрозил Хардести.

– А денежки как же?

Хардести молча высыпал ему в ладонь целую горсть монет.

Тут же оказалось, что могила была уже вырыта. Обливаясь слезами, они опустили в нее фоб и засыпали его землей незадолго до наступления полуночи. Прежде чем отправиться в обратный путь по тающему льду, на котором появлялось все больше горячих озер, они какое-то время постояли возле маленького черного холмика, укрывавшего Эбби. Им казалось, что вместе с нею умер весь прежний мир.

– Прощай, дочка, – еле слышно прошептала Вирджиния.

Золотой век

В первые часы нового тысячелетия Питер Лейк спал в машинном отделении «Сан». После того как он продемонстрировал механикам свое искусство, они решили не тревожить его понапрасну. Существуй у него ученики или друзья, они могли бы разбудить его незадолго до наступления полуночи, когда, как всем казалось, должно было произойти что-то необычное и чудесное. Впрочем, чудо редко происходит в точно назначенное время, и потому Питер Лейк ничего не потерял, проспав тот момент, когда часы пробили двенадцать раз и начался двухтысячный год. Правой рукой он зажимал глубокую рану в левом боку, а рот его был слегка приоткрыт, поскольку он лежал в крайне неудобной позе, облокотившись на мотор, разбуженный им же за несколько часов до этого. В машинном отделении не имелось настенных часов, что же касалось часов «Сан», то они отмеряли время с прежней точностью. Комнатные растения оставались в своих горшках и кадках, двери скрипели так же противно, как и прежде, перед уборкой уборщик привычно посыпал полы коридоров опилками.

«Сан» и «Уэйл» готовили совместный выпуск. Это диктовалась необычностью и масштабностью событий. Соответственно, в его подготовке участвовало необычайно большое число сотрудников обоих изданий. Здание ожило уже ночью, когда в него из разных районов стали возвращаться еле живые от ужаса репортеры, на глазах у которых город был практически стерт огнем с лица земли. Вышедший на следующее утро номер газеты был почти таким же пухлым, как стандартный номер «Гоуст» (кстати говоря, из-за отключения электричества «Гоуст» в этот день так и не вышел). К примеру, обитатели зоопарков и верховые лошади из конюшен Вест-Сайда переполошились так, что смотрители выпустили их из загонов и клеток, после чего животные, сбившись в стадо, стали носиться по окрестным улицам.

К сожалению, люди в эту ночь вели себя куда менее достойно. На улицах начались настоящие автомобильные гонки. Водители пытались найти выход из города, объезжая огромные пробки, толпы людей и груды развалин. Однако выхода попросту не существовало, тем более что истошно сигналившие машины то и дело сталкивались друг с другом, образуя все новые и новые пробки. Ситуация усугублялась тем, что на улицы выехали все пожарные и полицейские машины, рыскавшие в поисках зон безопасности, созданных по распоряжению Прегера де Пинто.

Мосты были переполнены тысячами молчаливых беженцев, даже не подозревавших о том, что все прилегающие к Манхэттену районы превратились в сплошную стену огня. Они несли на своих спинах детей и сжимали в руках наспех собранные узлы, отчего улицы и площади города походили на огромный блошиный рынок. Люди несли с собой книги, картины, канделябры, вазы, скрипки, старинные часы, электронную аппаратуру, серебряную посуду, шкатулки с ювелирными украшениями и – чудо из чудес – телевизионные приемники. Самые практичные горожане двигались на север, по направлению к Риверсайд-драйв, неся в заплечных мешках съестные припасы, инструменты и теплую одежду. Но на что мог рассчитывать человек с бензопилой на спине в разгар холодной зимы в окончательно свихнувшемся мире?

Уже не десятки, но сотни тысяч мародеров рыскали по торговым кварталам. Самые сообразительные подгоняли к банкам бульдозеры и вскрывали динамитными шашками сейф за сейфом. Этим взрывам вторили хлопки рвущихся на складах боеприпасов и зарядов, использовавшихся полицией для защиты зон безопасности. Обезумевшие от радости мародеры двигались медленно, словно улитки, толкая перед собой холодильники, мебель, тюки с одеждой и целые мешки денег. Мешки эти то и дело переходили из рук в руки, поскольку тот, кто владел ими, тут же погибал от рук таких же алчных и хищных, как и он сам, людей. Через какое-то время даже самые дорогие и фешенебельные районы стали казаться жалкими и грязными трущобами. Было совершенно непонятно, что мародеры собираются делать с награбленным добром. Большинство из них ходило кругами, радуясь тому, что у них появилось хоть что-то новенькое. Поскольку жить всем им теперь все равно было негде, приобретения эти не имели никакого смысла.

Полиция не понимала, в кого следует стрелять и кого от кого защищать, гром и пламя были уже повсюду, преступники с легкостью растворялись в тучах дыма, а по улицам бродили тысячи лунатиков, горбившихся под тяжестью огромных узлов.

Репортеры «Сан» помимо прочего рассказывали и о семьях, пытавшихся совместно противостоять хаосу, о самоотверженности и милосердии отдельных горожан, а также о тех смельчаках, которые пытались остановить это безумие.

Те редкие репортеры Гарри Пенна, которым посчастливилось остаться в живых, работали не покладая рук, ибо прекрасно понимали, что конец одного мира всегда знаменует собой начало другого.

Мирно спавшего Питера Лейка не могли разбудить ни мерный шум машин, вырабатывавших электричество для редакции «Сан», ни сотрясавшие стены городских зданий оглушительные раскаты взрывов.

Прегер де Пинто приветствовал Гарри Пенна едва заметным кивком. Мэр, стоявший в самом центре северной площадки, рассматривал город через установленный на треноге прибор ночного видения.

– Кто наблюдает за зоной номер шесть? – спросил он громовым, пропущенным через мощный усилитель голосом.

– Я, – послышался обычный человеческий голос, принадлежавший одному из стоявших слева от Прегера заместителей комиссара.

– Вы видите с юго-западной стороны брешь? – спросил Прегер.

– В данный момент нет, сэр, – послышалось в ответ. – Мне мешает плотный дым. Но я видел ее совсем недавно и тут же доложил об этом.

– Они подтвердили полученное сообщение?

– Нет.

– Связь с зоной номер шесть потеряна, – сообщил техник.

– Когда это произошло? – поинтересовался Прегер.

– Пять минут назад.

– Попытайтесь ее восстановить. Эстис, отправьте на командный пункт оснащенного рацией посыльного, который сообщил бы им о появлении бреши. Зона номер шесть находится в Челси. Иными словами, он сможет добежать туда за двадцать минут.