– Чудеса, да и только! Жилье себе я уже нашла!

До полудня она успела открыть банковский счет, забить продуктами холодильник и купить всю нужную мебель и утварь. Поскольку она ограничилась маленьким столиком, двумя стульями, матрасом, подушкой, несколькими одеялами, тремя лампами, старой циновкой и простейшей посудой, у нее на счету осталось больше двух тысяч долларов, не говоря уже о карманных деньгах, на которые она купила себе обед, датско-английский словарь, несколько датских романов и книг по географии, а также большую тетрадь и карандаш. Она хотела вспомнить язык, которому ее некогда учила мать. К трем часам дня она нашла себе и работу.

Вышедшая из служебного входа роскошного особняка в Челси женщина по имени Буня рассказала ей, в чем состоят обязанности временной прислуги.

– Но ведь речь шла о постоянной работе! – запротестовала Кристиана.

– Милочка, господин Пенн будет платить тебе за полный рабочий день, – спокойно ответила круглая, словно пилюля, Буня, – но работать ты будешь лишь часть времени. В перерывах ты можешь посещать библиотеки и концерты. Если ты учишься в колледже, он заплатит за твое обучение. Что до меня, то я больше люблю готовить, стирать и заниматься уборкой. Как говорится, каждому свое. Скажем, одно время здесь работала темнокожая девушка по имени Боска, которая училась в театральном. Понятно?

– Да. Здорово.

– Хорошо. Тогда ответь мне, умеешь ли ты готовить?

– Я занималась этим в гостинице, принадлежавшей моему папе.

– Вот и хорошо, – сказала Буня, пропуская ее на кухню. – Но тебе могут быть незнакомы блюда, к которым привыкли Гарри Пенн и его дочка.

– Например?

– Сыр дурбо, фаршированный клевером, миндоги, мясо вайбула, жареные семена барбиролога, цыплята Долли в соусе Дональд, плоды метельника, крем «де ля беркиш то-лик», сербные верды, маринованные титтинги, шоколадные хрепцы, лиморны, запеканка Райнбека со свежей армандой, ванильные стрелки, зрелые мездры, турецкие грецки и так далее!

Буне ничего не стоило приготовить любое из названных блюд.

– Перед тем как положить на доску свежую стрелку, мрамор нужно присыпать мухой. Потом ты посыпаешь ее ванилью и быстро-быстро режешь на полоски, иначе она стухнет! А правильно разделывать верды мама тебя тоже не учила?

Буня провела ее по всему дому, который был наполнен книгами, картинами и старинными навигационными приборами, с которых тоже нужно было вытирать пыль. На стене гостиной Кристиана увидела огромный портрет Гарри Пенна, одетого в военную форму.

– Этому портрету много-много лет, – стала объяснять ей Буня. – В ту пору господин Пени командовал полком и был совсем еще молодым человеком. За прошедшие годы он успел состариться. Почти все свое время господин Пени проводит в редакции «Сан». Стоит ему вернуться домой, как он тут же берет с полки какую-нибудь книгу. Он говорит, что книги останавливают время. Наверное, он чокнутый. Как-то раз я положила книгу рядом с будильником, но он как тикал, так и тикал. Если книга ему нравится, он включает музыку и начинает кружить по комнате с шваброй в руках, не сойти мне с этого места!

– Наверное, он вспоминает свою покойную супругу…

– Ну, ты скажешь! Он с щеткой танцует.

– Может быть, у него была и другая женщина.

– Конечно была, да только волосы у нее были совсем короткие! В моем хозяйстве и такие щетки имеются. Ими, к примеру, чистят рули гоночных машин. Рули-то эти ничуть не больше серебряного доллара, ты можешь себе это представить? Под стать им и гонщики. – С видом заговорщика она осмотрелась по сторонам и, неожиданно перейдя на шепот, добавила: – У них такие маленькие тела, что они умещаются между стойками! Мой кузен Луис тоже пытался стать пилотом. Он у нас совсем маленький. Но они тут же показали ему от ворот поворот, потому что он показался им темной индюшкой.

– Что такое темная индюшка?

– Буматуки моют ими окна, но они теперь запрещены и в Нью-Йорке и в Нью-Джерси. Поэтому буматуки из Коннектикута торгуют ими из-под полы. Что ты постоянно к словам цепляешься? Речь-то идет не об индюшках, а о Луисе, верно? Он из-за этого так расстроился, что даже умом немного повредился, ты представляешь? – Буня испуганно округлила глаза и подняла палец. – Слышишь? Слышишь эти кастаньеты?

– Нет, – ответила Кристиана.

– Такое чувство, будто катафалк мимо проехал… Должно быть, испанский посланник помер…

Немного помолчав, Буня сначала предложила вниманию Кристианы свои любимые египетские рождественские песнопения, после чего почему-то заговорила о кокосовом орехе, который, по ее словам, являлся символом боеготовности нации.

– Что является символом боеготовности нации?

– Кокосовый орех.

– Это еще почему?

– Откуда я знаю? Так все говорят.

При всем при том Буня была редкостной служанкой, надежной и незыблемой, как скала Гибралтар. Она была норвежкой и потому относилась к Кристиане, в жилах которой текла датская кровь, с некоторым презрением, памятуя о том, что Норвегия находится выше Дании. Буня могла петь песни на не ведомых никому языках, знала рецепты тысячи несуществующих блюд и работала при этом за десятерых.

Кристиана не замечала присутствия соседа до самой зимы, когда из-за сильного бурана рулевой катера газеты «Сан» вынужден был поставить свое суденышко на прикол. Сильный северо-западный ветер и вьюга превратили находившийся перед окнами садик в подобие альпийского цирка. Эсбери и Кристиана часами сидели лицом друг к другу, даже не подозревая об этом, ибо их разделяли два камина и кирпичная стена.

Она читала по-датски «Зимние моря» Торгарда, прочитывая за час примерно две страницы. Эсбери сидел за маленьким столиком у камина и готовился к экзамену на шкипера, пытаясь осилить курс Даттона по проблемам навигации. В течение шести месяцев они жили в соседних комнатах, совершенно не подозревая о том, что за стеной толщиной всего в один фут живет другой человек.

Не будь силы природы так заняты снежными вихрями, разделявшие их кирпичи давно бы раскрошились. Однако силам природы до этого самого дня было явно не до них. Они узнали о существовании друг друга только после того, как Эсбери поправил кочергой горевшие в камине поленья и трижды постучал ею по его задней стенке, чтобы сбить приставшие к ней тлеющие угольки.

Кристиана отложила книгу в сторону и, посмотрев на камин, взяла в руки кочергу и трижды постучала в ответ. Вскоре они перестукивались уже не через каминную стенку, но через стену, отделявшую друг от друга их спальни. Обнаружив, что через стену слышны и голоса, они представились друг другу.

– Что это за комната? – спросила она.

– Это моя спальня. А у вас?

– Тоже спальня, – ответила Кристиана, внезапно поняв, что их кровати разделяет расстояние всего в несколько дюймов.

– Вы не собираетесь переезжать? – спросил Эсбери.

– Нет.

Они быстро сдружились и порой переговаривались через стену часами, рассказывая друг другу истории из своей жизни и делясь мыслями и мечтами. Как-то Эсбери сказал ей, что летом они смогут взобраться со своего балкона на крышу.

– Оттуда видно реку, – добавил он.

Она не выразила особого восторга по поводу его предложения и поинтересовалась, не будет ли подобное предприятие опасным?

– Нет, – ответил он.

Они решили, что до лета они будут общаться только через стену.

– Как ты выглядишь? – спросил Эсбери в начале мая.

– Я некрасивая. Очень даже некрасивая, – ответила она.

– Мне почему-то кажется, что ты не можешь быть некрасивой, – не поверил он.

– Ты не прав. Скоро ты сможешь в этом убедиться.

– На самом деле это не важно. Я люблю тебя.

Услышав из-за стены ее плач, Эсбери неожиданно подумал о том, что эти странные отношения завели его слишком далеко. Но он действительно любил ее и потому говорил об этом снова и снова. Однажды он даже предложил ей свою руку и сердце.

Все его знакомые, включая Хардести, дружно решили, что он совершил роковую ошибку.